Пепел

- Это прекрасно, но...

Бумага потемнела, начала стремительно обугливаться по краям, и Андрей поспешил смахнуть её в стоящее рядом со столом жестяное ведро.

- ...опять не то.

Вспыхнув на лету, гибнущая рукопись болидом врезалась в скопившийся на дне пепел, и облачко чёрных с проседью хлопьев взметнулось вверх. Казалось, душа неродившейся книги покинула корчащиеся в огне страницы, чтобы покрыть собою обшарпанный письменный стол и сидящего за ним человека.

- Попробуй ещё раз.

- Боюсь, лучше я уже не смогу, - тихо отозвался Андрей.

Он не отрываясь смотрел на ведро, в котором одна за другой погибли его работы. Десятки? Сотни? Он уже давно сбился со счета.

- Ох, трудно с вами, поэтами! Вдохновение вам подавай, самолюбие тешь. Еще немного, и я начну жалеть, что я не муза. С зодчими куда как легче.

Вот этого говорить не следовало. Андрей немедленно вспомнил про деда Платона, и вдохновения это воспоминание не принесло.



***



Помимо хрестоматийной внешности - седая борода лопатой, лукавый прищур и огромные крестьянские ручищи - дед обладал просто неприличной для своего возраста крепостью тела и духа. Андрей уже умудрился вспотеть, выдохнуться и приуныть, а Платон шагал все так же широко и размеренно, попутно успевая болтать и курить “козьи ножки”. Самокрутки эти поражали своей архаичностью: с едким домашним самосадом, из древней районной газеты, часто поминающей в заголовках съезды КПСС. Под стать была и дедова манера выражаться:

- Греки мы, милок. Вся деревня как один человек. Да ты не смотри, что я по-русски-то чешу как первый встречный. Вижу: не веришь. Хочешь, “Одиссею” наизусть прочту, по-гречески?

Андрей поспешно замотал головой. “Одиссея” на любом языке способна превратить трудную дорогу в просто невыносимую.

- Ото ж! - удовлетворенно резюмировал дед и окутался клубами дыма. - Да не кисни ты, Андрюшенька. Шагов двести ещё - и придем. Аккурат за этим взгорочком он и стоит. Увидишь свой... феномен.

Он хмыкнул насмешливо и добавил:

- Кому феномен, а кому, почитай, каторга.



- Кому каторга, а кому и храм. Да ты пиши, пиши, не отвлекайся!



***



Творение деда Платона возвышалось посреди заросшего дремучими сорняками поля, пронизанного паутиной тропинок. Непривычно прямые, все они сходились к одной точке - воротам деревянного дворца, который запросто мог вместить всё население деревни. Даже не будь он щедро украшен тончайшей резьбой - все равно его можно было без преувеличения назвать шедевром деревянного зодчества.

Андрей сунулся было к шедшему рядом деду с восторгами, но тот лишь пожал плечами и скрылся в недрах здания, унося с собой ящик с инструментами и вязанку каких-то реек.

Изнутри дворец был менее приспособленным для жилья, чем казалось. Большую часть его занимало огромное, тщательно украшенное помещение с возвышением в дальней от входа части. Резьба и роспись изобиловали сценами охоты и, почему-то, бесчисленными изображениями медведей. Все это наводило на мысли о храме, но отсутствие узнаваемых религиозных символов сбивало с толку окончательно.

Остаток дня Андрей провел с фотоаппаратом, а когда закончилась карта памяти - с блокнотом и диктофоном в руках. Даже если дед заливал насчёт всего остального, дворец-храм сам по себе был прекрасным материалом для статьи, а то и нескольких.

Платон явился когда окончательно стемнело и махнул рукой в сторону выхода. Отойдя шагов на двадцать от здания, он остановился к нему спиной и зашарил по карманам. Долго возился, сначала скручивая очередную папиросу, а потом терзая спичкой стёртый бок коробка, и лишь жадно затянувшись и выпустив первое облако дыма, нарушил молчание:

- Ну, вот и всё. В жизни ничего краше не строил.

- Не жалко? Столько труда...

- Жалко, - буркнул дед. - Веришь ли, каждый раз плачу. Да разве ж слезьми такое потушишь... Эх! Но как попало тоже нельзя. Иначе... А, ладно... Садись ужинать, Андрюша. Время есть.



- А вот теперь очень важный момент. Ты же не верил старику до последнего, так?



***



Полночь застала их возле дворца-храма. Томясь ожиданием, Андрей поминутно проверял аппаратуру и записывал на диктофон эмоциональные замечания. Платон молча дымил самокруткой, не спуская глаз со своего шедевра. Больше ничего не происходило.

- Так что? Вы думаете, действительно сгорит? - наконец решился спросить Андрей.

Дед в очередной раз окутался дымом и негромко отозвался:

- Всегда горело.

- Может, кто-то поджигает?

- Бывало. Немцы жгли в империалистическую, в Гражданскую белые и красные по разу, затем в Отечественную - румыны... - дед помолчал, досадливо сопя. - Только я тебе, милок, вот что скажу. Ни один человек не подожжёт чтоб каждое брёвнышко разом полыхнуло, да так, словно его в керосине вымачивали. Сколько раз своими глазами видел: вокруг ни души, а оно само вдруг р-раз - и пламя до небес.

- Из камня строить не пробовали?

- А то! Ещё как пробовал! Только с деревом оно просто. Дотла выгорит, золу по полям-огородам раскидал на удобрение - и строй себе сызнова. А камень этот... Круши его потом, выворачивай из кладки. Закопчённый-то! Сам уломаешься, грязный как чертяка... Тьфу!

- Может, не строить тогда вообще?

Дед немедленно помрачнел:

- А ты иди попробуй не строить-то! В какой день не строю - сон снится, будто дом мой вот так же... Каждое брёвнышко разом... А сам внутри! - дед помолчал, глядя куда-то в сторону. - Ну, сон - бог с ним, да только на двадцатый день просыпаешься, ан оно и не сон уже. После второго раза я с этим не шутил.

- Может, место тут такое? Почему бы вам не переехать?

- Да потому что на новом месте всё так же будет! Как хочешь назови - сглазом ли, порчей, но оно следом переедет. Ты, милок, нос-то не криви. Тут люди и пошире лбами бывали, учёные с приборами, да всё одно ничего не поняли. Нет у них прибора, чтоб такое замерять.

- И давно это у вас?

- Да сколько Погореловка стоит. Веков двадцать пять уж, ещё когда тут городишко греческой стоял. Вот от них мы и... - заметив, что на лице слушателя все отчетливей проступает сомнение, дед оборвал себя на середине фразы и вспылил. - Знаешь что, голубь? Утомился я тебя убеждать. Сиди себе, жди полуночи. Там и глянем, скривишь ты такую же рожу, аль нет.

Взглянув на часы, Андрей торжествующе воскликнул:

- Так ведь полночь-то уже прошла. Полпервого, Платон Леонидыч!



- Неплохо. Осталось правильно показать момент когда ты уверовал...



***



- Шутишь? Часы давно подводил? - Платон неожиданно всполошился и начал озираться, после чего вскочил и всплеснул руками. - Как же так? И впрямь, полночь миновала. Неужто забыл что-то? Не достроил? Да не может же быть. Должно уже полыхнуть-то!

И застыл как вкопанный.

- Не полыхнет, - громко и отчётливо произнёс женский голос.

Откуда? Андрей вертел головой в поисках источника этого голоса, пока не наткнулся глазами на деда. Тот уже стоял на коленях, воздев руки к небу и лопотал что-то на смутно знакомом языке. Деревенское оканье начисто исчезло из его речи. Вид у него был совершенно безумный, однако больше всего Андрея почему-то потрясло зрелище оброненной самокрутки, которая тлела в траве возле колена деда.

- Этот годится. Я останусь в нём, - продолжал голос.

Платон заговорил громче, срываясь на крик. Кажется, спрашивал о чем-то.

- Ты искупил своё кощунство. Мы квиты, - ответили ему. - Ступай, Герострат, Тартар заждался.

Тот, кто называл себя Платоном, обмяк, съёжился - и в следующее мгновение лишь груда тряпья напоминала о том, что здесь находился живой человек.

Андрей побежал.



***



- Глупо. От меня ещё никто не убегал, - улыбнулась Артемида.

Андрей собрал листы с четверостишиями в аккуратную стопку и хотел было протянуть ей для ознакомления, но запоздало сообразил, что всё это время она подглядывала через плечо. Встретившись взглядом с богиней, он обречённо вздохнул и бросил всю стопку в ведро. Бумага мгновенно вспыхнула.

- Слушай, почему именно я? - устало спросил Андрей. - Герострат - это можно понять, он расплачивался за поджог твоего храма. Но я-то? Я случайный зритель и ни в чём перед тобой не виноват.

- Быть виноватым не обязательно. Лишь бы человек был подходящий

- Я - подходящий?

- Ты - единственный из живущих смертных, кто верит в моё существование.

- Но поэт из меня... Ты же сама сжигаешь всё, что я пишу!

- Да и из Герострата зодчий поначалу был не очень. Он строил пока не получился настоящий храм, а ты будешь писать, пока все не почувствуют, как именно твоё сомнение перековалось в веру. То же самое должно произойти с каждым, кто прочтёт эти строки.

- Ах, вот ты о чём! Могла бы сразу сказать, что тебе нужно Священное Писание...

- Мне нужно... что?

- ...и пророк.

- Какой ещё пророк?

- Сейчас, сейчас, - Андрей уже рылся на книжной полке. - В наше время этот процесс великолепно отлажен. У меня тут есть пара прекрасных образцов. Тебе понравится. Можно это будет в прозе?


 <<< Как Шива конец света предотвратил        Вдохновительница >>>