Взянь

- Надо было на дань соглашаться.

- Да предлагали им дань!

- Двойную!

- Тройную даже! А хан сразу визжать как резаный. На святое, мол, замахнулись. И золота-то им не надь, и мехов-жемчугов не надь. И раз-де у нас, челобитчиков, сердца нет, то обложит он нас за это двойною взянью, чтоб другим неповадно.

- Святые угодники! Двойная взянь...

- Ото ж! Тут на ханский визг ещё нукеры набежали, и давай нас кизяком закидывать. Фильку Чугункина насмерть закидали...

- Повезло человеку.

- И не говори. Так ты Василия моего не видал, сосед?

- Не видал.

- Вот же ж блудодей! Как всегда, некстати загулял.

- Ты, Клим, за языком-то следи. Не ровен час, донесут.

- Твоя правда. Ну, ты, если увидишь его - лови и ко мне волоки. Отблагодарю.

- Приволоку, что уж.



***



У ворот дома его поджидал другой сосед, Ядрей. Обычно угрюмый, нынче он прямо-таки лучился приветом и ещё издалека заискивающе улыбался. Клим вздохнул. Не любил он, когда перед ним неискренне лебезили, но приходилось терпеть. У тех, кто на доброе слово скуп, иначе не получается, однако ж и их нужда порой заставляет любезничать с теми, с кем вчера межу делили. Ядрей при его приближении живо смахнул шапку и отвесил поясной поклон, едва не выронив зажатой под мышкой огромной бутыли с брагой.

- Здрав будь, Клим.

- Здрав будь, Ядрей.

- Вот, как договаривались, - он кивнул сперва на бутыль, затем на стоящую у ног накрытую ветошью корзинку и снова поклонился. - Так и ты уж, будь ласков, не забудь. Ханский-то посланник со дня на день будет.

- Не забуду, не волнуйся, - ответствовал Клим, заглядывая под ветошь. - Будет тебе кланяться, чай не перед образами. Проходи уже, сосед, в горницу, не позорь перед людьми.

- Уж не забудь, зашли ко мне свою рыженькую как учётчик придёт, - словно не слыша пробормотал Ядрей и снова поклонился. - Увеличат мне взянь, ей-чёрт увеличат, если не зашлёшь.

- Да идем же, дурак.

Клим одной рукой поднял корзинку, а другой схватил гостя за шиворот и, втащив в дом, силком усадил на скамью. Вынул из трясущихся рук бутыль, наполнил чарку и попытался влить в гостя, но тот сжал зубы и замотал башкой, расплескав половину на бороду.

- Зашлю рыженькую, зашлю. Пей.

- Крест целуй, - страшно вытаращив глаза крикнул Ядрей.

Крякнув с досады, Клим достал из-под рубахи распятие и нарочно звонко поцеловал. Ядрей тут же схватил со стола чарку и опрокинул, казалось, в самую душу.

- Ну и аминь, - выдохнул он.





Илл. Анастасия Тарасова




***



- Кли-им! Климушка-а!

Голос вдовы Мельничихи сочился таким мёдом, что Клим поначалу решил не отзываться. Авось, пронесёт? Норов у Мельничихи и раньше был вздорный, независимый, а после первого набега люди и вовсе старались ей на глаза не попадаться. Тогда ещё Фильку Чугункина схоронить не успели, а она уж тут как тут - хану в ноги пала и попросила для себя тройную взянь. Хан от умиления аж расплакался:

- Тронула, - говорит, - ты самое моё сердце. Сделаю тебя своей пятой женой. Не сейчас, потом, когда нынешняя пятая жена помрет. А ну, выдать ей немедля тройную взянь и большой мешок с кизяками!

А Ванька-мельник как про это узнал - сразу пошёл и утопился. Стала с тех пор Мельничиха сама себе хозяйка и даже князь не смел ей слова поперек сказать.

- Кли-имушка! - заливалась вдова.

Не к добру это - когда человек, что у хана в милости, так ласково говорит. Лучше не связываться.

- Люди сказывают, ты Василия ищешь!

- Оспадипронеси, - перекрестился Клим и пошёл отворять калитку. - Здрава будь, Авдеевна. Не серчай, в погребе был, не сразу услышал тебя. Так видела Васёнку моего? Где?

- На мельнице у меня. Третий день уж.

- Вот спасибо-то! Так выручила!

- Знаю, знаю, - пропела вдова. - Пойдём, заберёшь.



***



Хорошо жилось Мельничихе при хане. Вон, ворота новые, к дому крыльцо резное пристроила, во дворе - беседка с вьюнками, чаи гонять. Удобно беседка стоит. Всё немалое хозяйство из неё легко обозревается и можно на работников покрикивать не отходя от самовара. Благодать! Кругом, как положено при мельнице, кошек видимо-невидимо - рыжих, серых, пёстрых, полосатых и ещё чёрт те каких, да все под стать вдове: упитанные, рожи наглые, взгляд хозяйский. Кошкам здесь тоже хорошо жилось.

- В амбаре он, отсыпается.

Амбар пах пылью, зерном и дерюгой, кто-то в нём возился, шурша соломой, но после дневного света было не разобрать, кто именно.

- Василий Климыч! Ва-ась! Погулял и будет. Давай домой уже.

Клим всё никак не мог приморгаться к окружавшей полутьме. Нашарив рукой бревенчатую стену и держась за неё, он осторожно двинулся туда, где шуршали соломой. За спиной скрипнула закрываемая дверь, стукнул засов. Амбар провернулся вокруг Клима, восемь пудов плоти навалились, притиснули спиной к брёвнам, в ухо жарко задышали:

- Здесь он, здесь. Потом сыщем.

Он рванулся пару раз, но больше для порядка. Мельничиха была баба крепкая, сильная. Да и не убегать же было с пустыми-то руками. Мысленно взмолясь, чтобы ему, грешному, достало сил, Клим покорился судьбе.





Илл. Анастасия Тарасова



***



- Дядя Клим! - пропищал детский голосок.

В ставню замолотили чем-то твёрдым.

- Дядя Клим, плосыпайся! Тятя послал сказать, чтоб ты сколее сделал как уговолено.

- Что? Как уговорено? - голова спросонья совершенно не варила.

Он приполз с мельницы на рассвете, велел домашним до полудня не будить и завалился спать. Жена лишь зыркнула недобро и проворчала что-де это он специально Василия на мельницу заслал, но слова роняла без злобы, больше по должности. Понимала, что деваться ему было некуда. Вернул гулёну - и слава те хоспади.

Однако, поспать ему толком не дали. Казалось, едва смежил веки - и тут же эта пигалица расшумелась под окном. Клим резко открыл ставни и едва успел отдернуть руку: Леська, ядреева младшая, как раз замахнулась принесённым из дома поленом и изо всех имевшихся силёнок ухнула туда, где только что была деревянная створка.

- Чего шумишь, Леська? Чего уговорено?

- Не знаю. Тятя не сказывал. Велел пеледать, что учётчик плишёл, а дальше-де дядя Клим сам знает чего делать.

- Ах, учётчик! - Клим хлопнул себя по лбу уже на бегу.

Рыжая дремала на своем излюбленном месте на завалинке, том самом, которое солнце нагревает поутру ранее прочих. Свернулась калачиком и кончиком хвоста чуть помахивала, да ухом подёргивала: крики с ядреева двора спать мешали.

- Вся кот по списку есть. Только рыжая кот нет, - несмазанной телегой скрипел голос учётчика. - Наказать!

- Нет же! Колдыбай-бей, батюшка, милостивец! Прячется она. Сейчас сыщут. Ясь, бегом! Глянь чего там Леська копается. Шкуру спущу!

- С кого это ты шкуру спустишь? - немедленно придрался Колдыбай.

- Да что ты, батюшка! Неужто думал, что с рыженькой? Ни-ни. С Леськи, с Леськи спущу. Вот она долго копается... Уж я её...

На церемонии времени не оставалось. Клим схватил рыжую в охапку, ногой отодвинул доску в заборе и швырнул животину на ядреев двор, прямиком в узкий проход между хлевом и сараем, где сосед хранил разную огородную утварь. Он закрыл лаз перед самым носом возмущенной кошки и уселся на землю, подперев доску спиной.

С той стороны слабо царапнулись раз, другой, затем взвыли хором в полдюжины кошачьих глоток. Звуки побоища сразу перекрыли крики спорщиков. Несколько минут слышно было лишь как визжащий клубок перекатывается по двору. Только однажды торжествующий вопль Ядрея возвысился над всеобщим гамом:

- Вон она! Вон! Я же говорил!

Когда всё стихло, Колдыбай-бей проскрипел:

- Молодца. В эту год получишь как все. Четыре котенка.

- Как четыре? - взвыл Ядрей. - Я же всех котов сберёг в добром здравии. Холил и лелеял пуще чад родных. Ты только глянь на эти хари! А мех! Шерстинка к шерстинке, так на солнышке и играет! За что наказал?

- Колдыбай не наказал. Наказал будет пять котёнка. В Орде их сделайся совсем много. Хан велел всем увеличить взянь на один котенка.

- Так вы что их там, не холостите? - со слезой в голосе возопил Ядрей.

- Колдыбай добрый бей. Три серебряный алтын в его рука так сладко звенел, что он не расслышал, как какой-то глупый мужик сказал дурное про священный зверь.

Даже не видя сейчас лица Ядрея, Клим прекрасно представлял, как перекосило его от жадности. Поди, скулы свело, вмиг забыл про всех “батюшек” и “милостивцев”. В полной тишине звякнули монеты и, хоть и шептал Колдыбай, да всё равно было слышно:

- Скажешь такое хану - он с тобой самим так сделает. Кот холостить нам религия не позволяет, а глупый мужик - позволяет.



Илл. Анастасия Тарасова


 <<< Замёрзшие        Сказка о тревоге >>>